Блоги

Преподобного Сергия Житие называет: "Тайнозритель Святой Троицы". В его лице Христианское Богопознание достигло вершины, не превзойденной до сих пор.
Решение, обретенное Сергием и его собратьями, стало великим вкладом русского духа в сокровищницу Православия. Глубока и проста была богословская формула этого решения:

"Единство во образ Святой Троицы".

В паламитской традиции это был шаг огромной важности. Конечно, в византийских монастырях ученики, собиравшиеся вокруг общего учителя-старца, образовывали духовное содружество, сохранявшееся обычно и после возвращения в мир. Но это было лишь ученическое братство, хотя и перераставшее затем в сотрудничество в общих делах. Но главное - само "умное делание", само вхождение в Богообщение - оставалось делом по существу индивидуальным.

Общежитие как уподобление Богу, братство как путь к соединению с Богом, человеческая соборность как образ Божий – такая практика имела лишь один прецедент в церковной традиции: апостольскую общину. Такое общежитие было ответом на молитву Иисуса Христа, обращенную к Отцу:

"Как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так они да будут в нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня" (Ин.17:21).

В насаждавшейся Сергием Радонежским соборности снова выявилось исконное русское стремление – всерьез и до конца устроить земную жизнь по Евангелию. Последовательностью и полнотой воплощения духовных истин в реальной жизни русские ученики превзошли своих византийских учителей: соборность во образ Святой Троицы стала у Сергия живым ликом церковности, явленным всему народу образом жизни во Христе.

Воплощенный в живых людях, соединенных Христовой любовью, образ Святой Троицы мог теперь стать и предметом иконного изображения. Эту задачу исполнил Андрей Рублев в своей иконе "Троица", написанной по заказу игумена Никона, собрата и преемника Сергия Радонежского, в память и "в похвалу" преподобному Сергию. Икона Рублева, воплотив духовные созерцания Сергия, стала "богословием в красках", откровением и пророчеством о Боге и человеке, новым углублением традиционного учения Церкви. В то же время эта икона – одно из реальных свидетельств плодотворности синергизма, свидетельство той полноты, которой может достичь творческая личность человека, когда она не отворачивается от Бога, но возрастает в лучах Божественной любви. Никто не осудит нас за убеждение, что мировое искусство всех времен и народов не сотворило ничего прекраснее этой иконы.

Русскому сердцу, изначально покоренному красотой воплощенного Слова, особенно близко высказанное П.Флоренским "эстетическое доказательство бытия Божия":

"Су ществует Троица Рублева, значит - Бог есть".

Начавшись с обители преподобного Сергия, почитание Святой Троицы быстро распространилось по всей Руси. Появилось множество храмов во имя Святой Троицы, установился новый церковный праздник, посвященный Троице, по торжественности уступавший только Пасхе; Сергий Радонежский, почитаемый как "тайнозритель Святой Троицы", стал любимым святым русского народа. Через четыре столетия после крещения Руси князем Владимиром Русская Церковь в культе Святой Троицы явила своему народу и всему миру высшую идею человеческого бытия, образ всепобеждающей красоты, нетленную надежду грядущего торжества Истины и Любви.

Учение преподобного Сергия о соборности, зримо воплощенное в иконе Рублева, пало на благодатную почву – можно сказать, оно стало формирующим началом русской народной души. Сергий окружен целым созвездием великих русских деятелей, ярких личностей, обладавших удивительной внутренней свободой, связанных между собой лишь единством помыслов, братской любовью и взаимным смирением. Но ничто в мире не было прочнее и плодотворнее этого глубинного единства свободных людей. Митрополит Алексий, просветитель зырян Стефан Пермский, князь Дмитрий Донской, супруга его Евдокия, святитель Дионисий Суздальский, летописец Епифаний Премудрый, преподобный Кирилл Белозерский, игумен Никон Радонежский, преподобный Андроник Московский, иконописец Андрей Рублев - трудно перечислить имена вошедших в это великое духовное сергиево братство, охватившее своим влиянием весь русский народ.

Будущее России – да и не только ее – в исполнении завета преподобного Сергия:

"Взирая на единство Святой Троицы, побеждать ненавистную рознь мира сего".

Но мир лежит во зле.

И когда сила преисподней пытается разрушить Божий мир наглым и насильственным самоутверждением грубого эгоизма – тогда соборное единство, связанное кроткой евангельской любовью, встает грозным и непобедимым воинством во главе с архистратигом Михаилом. Чтобы нам стало понятней, против кого Сергий Радонежский поднимал русский народ, приведем слова из "заповедей" Чингис-хана, давшего нравственную (точнее говоря, безнравственную) основу, на которой построил свое дело наш вековечный враг:

"Еще сказал: наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося, победить врага, вырвать его из корня, заставить вопить служителей их, сделать живот их жен своей постелью..." (В.Н. Иванов. Мы. Харбин. 1926. Стр. 92).

Не то же ли самое через несколько столетий повторит Фридрих Ницше:
"Что хорошо? Хорошо быть сильным... Падающего толкни... Не отнимайте у преступника радость ножа".

Что же в конечном счете сильнее, что побеждает на этой земле – дух Сергия или дух Чингиза? Ответ на все времена дала Куликовская битва. Духовное ее значение выходит далеко за пределы прямых политических последствий.

Вникая в обстоятельства подготовки битвы, в ее течение, в то, как сохранилась она в народной памяти – можно убедиться, что это действительно была победа духа христианской соборности над духом нечестивой гордыни. Добровольное единство русских князей, поверивших увещаниям Сергия и пошедших за Дмитрием, нравственно было бесконечно выше любого единства, достигнутого деспотическим принуждением. Это была действительно свободная, верующей душой рожденная, всенародная решимость – не щадя живота своего, противостоять мировому злу. И хотя не до конца послушались Сергия русские князья, начиная с самого Дмитрия, и потому плоды великой победы были вскоре отняты, но народ русский навсегда запомнил этот свой соборный порыв и эту свою свободную решимость.

И в предельных испытаниях русской исторической судьбы: во времена Смут, в Отечественных войнах – в недрах народной души просыпалась та же решимость, поднималась та же святая сила, что одержала победу на Куликовом поле.

Пережитая историческая трагедия татаро-монгольского ига, физическая победа силы зла поставила русский народ перед великим вопросом: что предпочесть в борьбе с этим злом – заимствовать у Чингис-хана принудительное, подавляющее личность деспотическое единство или укреплять единство соборное, которому учили русские святые?

Путь Чингис-хана намного проще и часто бывает успешнее, принося быстрые и впечатляющие победы.

Но во имя чего тогда побеждать? В чем тогда смысл самой борьбы, самого бытия человека? Только в том, чтобы узнать – кто сильней? Но тогда какая разница, чья возьмет, если победитель по сути ничем не отличается от побежденного – и дух Чингиза торжествует снова?

И если "единство" скреплено грехом и насилием, то победитель неизбежно потеряет силу из-за внутреннего застоя и гниения...

Во времена преподобного Сергия православная Церковь в обеих частях разделенной Руси: Ордынской и Литовской – была единой митрополией Константинопольского Патриархата. Стратегия Константинополя, проводимая через авторитетных церковных деятелей (в том числе и через преподобного Сергия), заключалась в объединении всей Руси для борьбы с мусульманской экспансией. Воинственная Литва в то время была еще языческой и склонялась к принятию Православия, которое исповедывали девять десятых ее подданных. Но своеволие русских и литовских князей, подогреваемое лукавой ордынской дипломатией, сорвало исполнение этого великого замысла. В результате Литва ушла в католичество и в рамках польского королевства навсегда потеряла свою прежнюю историческую роль; Ордынская Русь еще на 150 лет осталась под игом; Константинополь был обречен на гибель. В последней надежде спасти Византию, ее императоры обратили свой взор к христианской Европе, но Римский Папа условием помощи ставил обязательное принятие Православной Церковью его иерархической власти. Несмотря на упорное сопротивление монашества и рядового духовенства Византийской Церкви ("лучше турецкий тюрбан, чем папская тиара" – говорили они), византийские епископы под давлением императора заключили в 1439 году Флорентийскую Унию с Римом. В России это было воспринято как измена Православию; захват турками Константинополя в 1453 г. представлялся Божией карой за эту измену…

Лев Регельсон